When I look back upon my life - it's always with a sense of shame. I've always been the one to blame. For everything I long to do - no matter when or where or who - Has one thing in common, too. It's a sin… Everything I've ever done, Everything I ever do, Every place I've ever been, Everywhere I'm going to… It's a sin.
мальчики из зоомагазина - …кома?
Какая к черту кома? Я все вижу, слышу и чувствую, а это вряд ли можно назвать…
М-да. По правде говоря, ничего я не слышу. Полная тишина изредка прерывается шипением вроде статического электричества, через которое пробиваются отдельные слова. И надо сильно стараться, чтобы уловить смысл.
Что касается зрения - мой здоровый глаз не работает. Я вижу все вторым, прекрасно вижу, но это явление совсем другой категории. Не биологической…
Вот чувствую - да. Все абсолютно - тепло, холод, прикосновения, боль. Боль порой просто невыносима - какая же это кома?.. Я просто не могу двигаться и к вечеру третьего дня, переворошив все известные мне заклинания, сунувшись во все лазейки, практически смирился с этим.
Практически.
Ужасно то, что я ничего не помню как доктор. Не амнезия, а… ступор какой-то. Будто на экзамене. Не могу профессионально оценить свое положение, а слова, которые говорят другие доктора, для меня бессмысленны. Хотя что такое кома, я знаю. И не обязательно заканчивать университет, чтобы понять, что означает «умирает мозг». Я лично ничего такого не чувствую, кроме того, что становлюсь все слабее. Разве что боль… и собственную уязвимость. Вот что хуже самой смерти.
Меня вдруг накрывает холодная волна страха, и дышать становится труднее. Тихо… Спокойно. Если я чему и научился у Ории, так это не сильно париться над тем, на что не в состоянии повлиять.
Надо сказать, сейчас он позабыл о своем кредо напрочь, а заодно и о самурайской сдержанности. Честно, не ожидал от человека, который даже кончает молча… и убивает, не меняясь в лице… Ория сжимает мою руку, положив голову на край кровати. Так и торчит тут безвылазно, а выглядит так, будто умирает он, а не я. Хотя… скорее всего, это не так уж далеко от правды…
Он резко поднимает голову, услышав изменения в моем дыхании, поправляет на мне покрывало. Ори, снова плачешь? Я ж еще не умер. Ну, пока что. От твоих слез у меня уже вся постель отсырела. Тебя эти непрекращающиеся рыдания только бледнее делают, под глазами черным-черно, а волосы спутаны. Ты спал вообще? Или так и сидишь со вчерашнего вечера?
Какая жалость - мой Ория единственный здесь, кто способен слышать несказанное, а я - единственный, чей разум для него закрыт. Может, поэтому мы так давно вместе и еще не достали друг друга? Но сейчас это совсем некстати, потому что я хочу сказать ему очень много. Черт… уже, скорее всего, и не скажу. Не то чтобы долго откладывал - вообще не собирался.
Открывается дверь, и входит доктор - славная девчушка, такая секси-долл, но с мозгами. Если я правильно прочел бэйдж - Кимура Сидзука. Отличное имя для женщины - «тишина». Странно, что несмотря на все не испытываю относительно нее никаких эмоций… не хочется ни поиметь ее, ни расчленить. Должно быть, я и впрямь при смерти.
Ория что-то говорит ей - не слышу, она кивает, а потом прерывает его вежливым жестом руки. В ее руках папка, и она показывает ее содержимое - какие-то документы.
Шипение. Женский голос.
- …-сан… не можем сделать… его право.
Он пробегает по ним взглядом… а потом роняет на пол и отшатывается нее, как от прокаженной. Я слышу только одно «…нет!!!» из бесчисленных, но этого достаточно. Доктор Сидзука собирает бумаги, на лице ее глубокая печаль, которая исчезнет только после долгих лет практики. Пока еще она принимает близко к сердцу все, что валяется на койках ее больницы.
- …последняя воля…
Ория мотает головой, будто не веря, закрывает лицо ладонью, вцепляется в волосы. Поверь, Ори. Я составил эти документы давным-давно - полный и непререкаемый отказ от реанимации. Неужели ты меня не понимаешь? Я не желаю превращаться в овощ, а ты бы меня добровольно не отпустил. Держал бы на аппарате, а нет - так вдыхал бы воздух мне в легкие, пока сам бы не упал замертво. А ведь это эгоизм… тот самый, в которым ты всегда меня упрекал. Нет… нет… я несправедлив. Я знаю, ты с радостью отдашь мне свою жизнь, даже если я не хочу… Как и знаю, что без меня ты жить не станешь. Мы ведь всегда в ответе за тех, кого приручили, нэ? Ты дождался меня после пожара в лаборатории колледжа, но сейчас другое - ты увидишь мое остывающее тело и никакой надежды, ни-ка-кой... И ты не выживешь, даже если я прикажу тебе и утоплю в океане твой чертов вакидзаси.
Так… все, проехали. Серьезно сомневаюсь, что даже на смертном одре у меня отрастет золотое сердце. Я не прошу прощения и ни о чем не жалею - просто повышенная сырость в палате и на меня действует. Этого только недоставало - чтобы напоследок развезло.
На смену доктору пришла медсестра и так же вежливо выпроводила Орию за дверь. Это тоже указано в моей последней воле. Достаточно того, что он видит меня таким… и вытирает мне слезы, которые я не в силах контролировать. Слезы бессильной злости, такие ядовитые, что боюсь его отравить. Кажется, они прожигают борозды на моем лице, словно кислота.
Без аппарата, без реанимации я до утра вряд ли дотяну.
Точно говорят, что худшие пациенты - это доктора. Проклятье... Вижу круглое улыбающееся лицо медсестры и… отключаюсь. Проваливаюсь во тьму. Вернусь попозже, когда закончит - не могу этого выносить, и все…
* * *
Прошло минут двадцать - надеюсь, она уже ушла? Тогда кто… нет, не она. И не Ория. Его запах я знаю, как свой, хотя и этот мне знаком. Просто поверить не могу…
Надо мной нависает мокрый фиалковый глаз. Он моргает, и мне на щеку падает слезинка. Вторая проскальзывает между губ, и я ощущаю ее вкус.
Навожу фокус, и глаз раздваивается. Цузуки, твою мать, ты какого черта здесь делаешь?! Да, я умею ругаться, когда надо, а сейчас как раз надо. Надеюсь, он меня услышит - может, хоть чему-то научился у своего юного напарничка. Что ты здесь забыл, убирайся на хрен!!! Вы сговорились, что ли? Я и так уже насквозь пропитан слезами Ории, еще твоих не хватало.
Как больно… почему ж так больно, а?.. у меня даже ничего не сломано. Цузуки держит мою руку и что-то говорит. Не слышу, но могу прочитать по губам.
- Мураки… ну какой умелец учил тебя водить?...
Хмыкаю про себя. Я идеально вожу, это просто случайность. Со всеми бывает. Знаю, что остался в живых просто чудом… пусть и ненадолго. Какая глупость. Идиотизм! Снова накатывает, нестерпимо, хочется орать от ярости и разнести эту палату в щепки. У меня было столько возможностей отдать концы поинтереснее. От твоей руки хотя бы. От Тоды. А умираю от какого-то паршивого грузовика… надеюсь, хоть водитель сдох на месте?
Подносит руку к губам, целует костяшки пальцев. Что ж ты такой ласковый, Цузуки-сан? Чем я заслужил? Тебе меня жалко?
И вдруг застываю. Я вспоминаю, что Цузуки - шинигами…
Как о таком вообще можно забыть?
Ория возникает с другой стороны, должно быть, из ванной, плывет бледной тенью. Он не удивляется Цузуки - наверное, уже его здесь видел. Может, даже впустил. Ори, как ты не побоялся оставить меня наедине с богом смерти?! Чем ты вообще думаешь?! Цузуки подходит и что-то ему говорит, сквозь шипение пробиваются лишь отдельные слова.
- …закончится. …от него, не от меня…
Не поворачиваясь, Ория кивает, и я вижу, как опускаются его плечи. Все, мне конец. Не думал, что будет так… страшно. Всегда был уверен, что готов умереть в любую минуту. А вот же - не готов.
Цузуки склоняется надо мной, и новый прилив ярости топит страх. Просто возьмешь и заберешь меня? Так не должно быть, черт тебя побери, позови мне Орию! ПОЗОВИ СЕЙЧАС ЖЕ!!! Шинигами хренов, неужели ты вообще ничего не умеешь, это ж ни эмпатом не надо быть, ни телепатом, просто слушай! Я не хочу, чтобы ты был последним, кого я вижу в этой жизни… не хочу… НЕ ХОЧУ!.. позови Орию, Я СКАЗАЛ!!!
Цузуки моргает и, кажется, понимает. Потому что в следующую секунду знакомые руки обхватывают мое лицо. Ори, слава богам. Волосы еще влажные… у них такой особенный запах, когда они вымыты до скрипа… а в глазах гибель. Наша общая. Что, слез уже не осталось? Обними меня, я так этого хотел. Целует ладони, прижимает к своему лицу. То, что мне нужно. Провести по волосам. Ощутить тепло тела. Все страдания, что я тебе причинил, все слова, что не сказал… Целуй меня… да, мой милый, так… жаль, что я не могу ответить. Я был твоей жизнью, а ты - лишь частью моей, но… Ты единственное, что у меня есть и когда-либо было.
Что-то мне совсем нехорошо. Ну все, все, Ори, отпускай меня... давай, отпускай… Чувствую к себе такую острую жалость, что сил нет. Еще что-то новое захлестывает с головой - не знаю, как назвать. Ори, ты мое сокровище. Я недостоин, чтобы так за мной убиваться. Если бы я мог приказать тебе жить дальше… если бы ты мог меня услышать. С ума сойти - настоящие слезы… Ория вытирает их прядями своих волос. Прости меня. Прости меня… проклятье, что я несу?! Я же говорил, что ни о чем не сожалею и никогда не стану просить… а, ладно, к чертям собачьим. Спишем все на лекарства и агонию. Ори, любовь моя, прости за то, что я такой подонок. Конченый подонок и тварь последняя. Ты любишь меня именно таким, и все же. Только, пожалуйста, не умирай, договорились? Постарайся ради меня. Я знаю, что прошу немало, но это как-никак моя последняя воля… а ее надо исполнять. Ну хоть попытайся… поживи немножко, вдруг получится. Слышишь? Дай мне уйти спокойно, разве не этого ты должен желать? Ори?..
Ория соскальзывает с постели - не знаю, услышал ли он хоть что-то? Цузуки что-то говорит и… обнимает его, прижимает к себе крепко-крепко. На мгновение Ория обвисает в его руках, а потом, кажется, не выдерживает и дает себе волю - уже не прежние скорбно-безмолвные слезы, чтобы не пугать меня. Не знаю, в голос или нет - только вижу, как вздрагивает все тело. Ори, ты что ли спятил от горя, что ищешь утешения в объятиях шинигами?.. Цузуки гладит его по спине, по волосам и говорит без остановки. На мгновение даже забываю, в каком я положении, и нервничаю… ревную, что ли? Вот это новости. Чуть успокоив, Цузуки усаживает его на диван в глубине палаты и дает стакан кока-колы из Макдональдса. В нашей прежней жизни Ория к этой гадости и не притронулся бы… а из его рук пьет… ну пусть, она сладкая, ему сейчас полезно… Убедившись, что Ория держит стакан, Цузуки убирает с его лица прилипшие спутанные волосы, потом достает расческу и начинает причесывать, осторожно, прядь за прядью, чтобы не сделать больно. Ория не противится, просто сидит с закрытыми глазами и втягивает через трубочку приторную коричневую жидкость.
Закончив, Цузуки заплетает его волосы в косу и повязывает ленточкой. Поворачивает Орию к себе лицом - глаза его все еще закрыты. Глубоко вдыхает, а потом подносит палец к его лбу и чертит какой-то знак.
Ория засыпает, едва коснувшись головой его колен.
Некоторое время Цузуки еще гладит его по волосам, скользит кончиками пальцев по щеке, потом укладывает поудобнее … и возвращается ко мне.
Ну что ж…
И вдруг раздается хлопок. Я его явственно слышу сквозь шипящую статику, и в следующее мгновение среди комнаты материализуется еще один давний знакомый.
Вот уж кого не ждали! Моя старая сломанная игрушка. У Цузуки выражение лица еще то - видно, он своего напарника сюда не приглашал. Хисока бросает на меня взгляд, по венчики полный вполне закономерного чувства, - ненавидишь, да? Дааа… но никогда не забудешь. Первых не забывают. Хотя, дорогуша, мой первый раз был куда похлеще - может, это тебя бы порадовало?
Он что-то говорит - быстро и возмущенно. Жестикулирует так, что от его энергии можно целый квартал освещать. Цузуки не отвечает, выслушивает тираду до конца.
- …с ума сошел?!!... не должно!!!... устроил?!!...
Потом наконец открывает рот. Заметно, что каждое слово дается ему с трудом, и немалым.
- …раньше не… поймешь…
Хисоку всего трясет от… не знаю, от чего - то ли он испуган, то ли рассержен, то ли то и другое. А может, он просто ничего не понимает, как и я. Он хватает Цузуки за плечи и встряхивает, будто хочет разбудить, движение отчаянное и беспомощное одновременно.
И тут Цузуки произносит несколько коротких слов. Что-то такое, от чего у мальчика открывается рот. Он отступает, глаза наливаются слезами. И неверием. Он кричит, и это я слышу целиком.
- ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!! ЭТО НЕПРАВИЛЬНО!!!
Цузуки кивает, соглашаясь, смотрит в пол, и лицо Хисоки враз потухает, как перегоревшая лампочка. Он делает шаг назад - и внезапно Цузуки опускается перед ним на колени. Ловит за руки.
- …ты просто… ладно?.. откажешь?...
Мальчишка вырывает руки стремительным движением, всхлипывает - в глазах просто море эмоций, и от каждой в отдельности можно схлопотать нервный срыв. Боль через край, такая острая, даже жаль немного - ввиду моей предсмертной чувствительности. Это длится мучительно долго. Он подносит кулаки к лицу. Потом очень медленно кивает и исчезает с легким хлопком.
* * *
Цузуки поднимается с колен, будто марионетку потянули за ниточки. Подходит, аккуратно отсоединяет капельницу. Потом тяжело вздыхает… и заползает на кровать, садясь на меня сверху.
Ну ни хрена се… Ты чего это творишь, а?
Он наклоняется и касается губами моих глаз. Перемещается выше, и я чувствую прикосновение языка ко лбу - что-то… вроде круга с точкой в центре, а может, не в центре? Так это происходит? Ты всех так провожаешь, Цузуки-сан, или только избранных?
Не успеваю ни испугаться, ни настроиться.
Он меня целует.
Приподнимает мою голову, чтобы было удобнее, язык скользит в рот. Цузуки-сан, а ты полон сюрпризов… не знал, что ты некрофил. Странноватое ощущение… мы же не первый раз целуемся, и даже не второй. Должно быть, дежа вю - когда-то он уже целовал меня вот так, сам, только в этот раз я ничего не контролирую. Физически.
Хотя…
Мне что, мерещится? Кажется, я… нет, это… С ума сойти. Я отвечаю на поцелуй, ошалев от возможности шевелить хоть чем-то. В тот же момент мой здоровый глаз открывается и включается слух. Но… не больше.
Цузуки выпрямляется надо мной, вид у него усталый и слегка потерянный.
- Ты меня слышишь? Мураки?
Я киваю - не уверен, что могу говорить. Цузуки едва заметно улыбается. Ну, мальчик, я столько раз видел твое потрясенное лицо, что ты заслужил… любуйся.
Он смотрит на прикроватную тумбочку. Я слежу за ним взглядом - боже, какое счастье просто поворачивать голову! - и вижу фарфоровую куколку-нингё. Хорошенькая. Дорогая. Ручная работа, на вид примерно тридцатых годов. Изображает невесту первого дня брачной церемонии. Потом я замечаю что-то необычное - вместо букета с кисточкой куколка держит в руках… что это такое? Свеча. Горящая свеча…
В парализованном лице есть свои преимущества - не надо заботиться о мимике. За три дня я, должно быть, разучился - ох и видок у меня, наверное… Второй раз за последние две минуты. Теряю форму.
- Это… чья? - спрашиваю наконец. Глупый вопрос.
- Твоя. Была.
Да уж, ты удивил меня, Цузуки-сан… а я это в людях ценю. И не только в людях.
- Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности из-за меня, - говорю, почти не вуалируя издевку. - Как тебе это удалось?
Он пожимает плечами.
- По некоторым причинам Граф не смог отказать мне в маленькой просьбе… пусть это тебя не волнует.
- По некоторым причинам?..
- Хочешь подробностей?
Возможно, но… не прямо сейчас. Цузуки щелкает пальцами, и свеча исчезает. Кукла остается.
- Я все еще полномочен забрать твою душу, так что… тебе решать.
- Мы что, заключаем сделку?
Он медленно качает головой.
- Сделка уже заключена. И не с тобой. В твоем праве только принять ее результаты - или нет. Ты хочешь жить, Мураки?
- А с каких пор ответ не очевиден?
- Бывает всякое, - Цузуки снова улыбается, странной, будто извиняющейся улыбкой. - Ты хочешь жить, не убивая?
Вот как… Умница какой. Спросил - не «сможешь», а именно «хочешь»… Не убивая? Совсем, что ли?
- Операционный стол не в счет, - продолжает он. - Я потому и спросил, что не уверен… захочешь ли ты жить… так. Если скажешь «нет» - я заберу тебя прямо сейчас. А если «да» - тебе придется пересмотреть свое м-м… времяпрепровождение.
- Как насчет самозащиты?
- Нет смысла торговаться. Не будет ни адвокатов, ни суда… убив, ты просто умрешь на месте в страшных муках, и все. Твоя следующая жертва станет для тебя последней… во всех смыслах. Так что подумай.
Впиваюсь взглядом в его лицо. Неужто? Зачем такие сложности?
- Что ты хочешь взамен, Цузуки-сан?
- Это «да»?
- Я спросил - что ты с этого имеешь?
Цузуки смотрит на меня… как я обычно смотрю на него. Сверху вниз. И не только потому, что он так сидит.
Потом улыбается.
- С твоей точки зрения - ничего. А с глобальной - моральное удовлетворение. Этот ответ тебя устраивает?
Фыркаю, не могу сдержаться. Нет, ты слишком славный для бога смерти.
- Я согласен.
Он не переспрашивает, хорошо ли я подумал. Просто наклоняется и целует меня снова. Только в этот раз я целую в ответ и… Сам не замечаю, как сажусь на кровати, обхватив его за талию. Он глядит без страха, абсолютно - так непривычно. Совсем не дергается. Не напрягается. Смотрю в его фиалковые глазки, поглаживая ладонями по спине. Ноль эмоций, улыбается, перебирает волосы на затылке - так, будто сидит на стуле спинкой вперед.
Легкие больше не болят. На мгновение даже забываю о нем - черт, какое же это счастье двигаться. Жить…
Цузуки обнимает меня крепче - сжимает бедра коленями, кладет голову на плечо.
- Мне нужно тебя благодарить? - шепчу я ему в волосы. Он мотает головой - нет.
- Это не ради тебя. То есть не только. Короче! ты мне ничего не должен, я вообще не уверен, что оказал тебе услугу. Просто…
- Просто что?
- Ну не умирай, ладно? Хоть ради тех, кто тебя любит незнамо за что. Если правда хочешь отблагодарить меня - постарайся.
- Ради каких это «ТЕХ»?
Цузуки выдыхает мне в шею и телепортируется.
* * *
Какое удовольствие - находиться в вертикальном положении и помнить названия всех двухсот шести костей человеческого тела на латыни. Tarsus, talus, os cuneiforme lateralis… Делаю несколько шагов, смотрю на часы. Медсестра придет еще не скоро.
Замечательная куколка… Назову ее Сидзука.
Сажусь на край дивана, где спит Ория. Неспешными движениями расплетаю его косу, наслаждаясь скольжением прядей между пальцами. Какой же ты у меня красивый, даже с этой сумеречной тьмой под глазами и невозможной бледностью... Потом устраиваюсь рядом, места достаточно. Он обнимает меня, вжимается всем телом, почти со стоном - наверное, думает, что я ему снюсь… Ори, ты скрыл от меня свое лицо, когда я вернулся к тебе после Тоды, но сейчас я это зрелище не пропущу. Словлю полноценный кайф, а пока спи, детка. Замучил я тебя совсем.
Да… не спорю, убийства - приятная часть моей жизни, но не ее цель. Цель можно изменить в любой момент - например, разобраться кое в чем непонятном… Я разберусь, Цузуки-сан, рано или поздно, чего бы мне это ни стоило. И не из таких ловушек выпутывался. Это так похоже на вызов, а что может быть увлекательнее вызова?
В конце концов, у меня еще остается последняя жертва. И мне придется очень тщательно ее выбирать… может, всю оставшуюся жизнь. Или завтра.
Или никогда. Ради «тех, кто меня любит»…
Может, оно того и стоит, но... Боюсь, максимум, что могу обещать, - это подумать.
Может, я и не умру.
* * *
…«Застукал как-то муж жену с любовником. Любовник выпрыгнул из окна - а там девятый этаж. Летит и думает: «Боже, если ты меня спасешь - никогда больше не стану трахать чужих жен!». И падает на грузовик с матрацами. Встает, отряхивается. - Нет, ну взбредет же такое в голову!»
престарелый анекдот Конец.
